Хобо - Страница 31

Пеня ответил ему таким голосом, как будто возвещал откровение: «Стоктон-Мэлоун, Мэлоун-Стоктон». Любой спортивный комментатор это некрещеный проповедник. «Как ты думаешь, диджей, они тоже мормоны, как и их болельщики?». «Этот, Стоктон, вероятно да», я замер с бутылкой в руке, из которой наливал в свой стакан, «посмотри на его прическу».

«К тому же он белый», бритая голова уже наполовину влезла в волшебную коробку, которая в Библии нигде не упоминается как «телевизор», но тем не менее очень точно описана во вводных главах Старого завета.

«А играет как черный», мое удивление было искренним.

«Ошибаешься», Пеня поправил меня, «не Стоктон играет как негр, а Мэлоун играет как белый».

«Что ты имеешь в виду?»

«Мэлоун слишком умен для черномазого. Он умеет играть. И не выебывается, когда делает финты».

Рябой сморчок воскрес и в панике возопил: «Ты сказал, что у тебя есть пакистанец!» Его голос ломался от страха. Он знал, что на флэте у Барона нельзя впадать в кризис.

«Эй», бритая голова, в конце концов, оторвалась от телеэкрана и возвысила глас над всеми звуками и шумами трансляции. «Сейчас я смотрю матч», заявил он угрожающим тоном и сделал пророческое предположение: «Неужели вы не будете смотреть вместе с нами?». Даже немецкий комментатор на мгновение замолчал. «Так я и думал», Капо ди тутти капо легко находил общий язык с собой. Он заставил их посмотреть игру до конца. Сморчок под конец громко болел, видимо, для того, чтобы оттянуть кризис и угодить Пене. Псих Паки. Пакистанец, который заколачивает в корзину все, что летит.

Матч закончился, «джазисты» ловили кайф по случаю победы, Пеня победоносно вел этот кайф к заключительному флэшу. «Молодцы», восхищенно сказал он, «вот, так играют «Белые рыцари». «Они не побеждают противника, они его разъебывают», подзадорил его я. «Это ты хорошо сказал», веско резюмировал он. Те двое стыдливо зыркали на нас глазами, такие жалкие, будто всю игру провели на скамейке «Пистонсов». В воздухе висел дым сигарет и спортивных истин, которые можно было применить и в так называемой жизни. Старший из них встал и произнес: «Так за дело?». Одежда вдруг как будто стала ему мала.

«Не вижу денег», Капо ди тутти капо не утруждал себя исправлением чужих ошибок.

«Так и я не вижу товар». Шрам, тянущийся над верхней губой, исчезал в левой ноздре.

«Так ты, небось, знаешь, что покупаешь». Еще одна передышка, чтобы взвесить впечатления от публики на диване. Он взболтал их, от верха и до самого дна, и сейчас ждал, когда выпадет осадок.

«Я должен попробовать». Круглое лицо одновременно и улыбалось и хмурилось. Он считал, что именно так должен выглядеть серьезный покупатель. Лицо Пени и не улыбалось, и не хмурилось. Оно только посерело: «Тебе что, никто не говорил, что товар Барона не проверяют?»

«Конечно, конечно», вмешался красавец-сморчок, доверенное лицо, чей угодно связной для получения «наркоты». «Все в порядке, Микки», похлопал он по плечу всего старшего компаньона. Тот набычился, только чтобы в своих глазах не уронить собственного достоинства, достал деньги и протянул их Пене, глядя прямо в его глаза, которые смотрели на что-то совсем другое. Еб твою мать, в такие моменты человеку действительно нужно встать в какую-то позу, чтобы не унизиться перед собственными деньгами.

Пеня взял деньги, пересчитал, очень тщательно и положил во внутренний карман пуленепробиваемой летной куртки.

«Я все еще не вижу Психа Паки», круглое лицо начало надуваться.

«Он ждет тебя в парке у Мудне Куле». Пеня спокойно сообщал инструкцию. «В урне для мусора, под фонарем возле входа в парк найдешь пачку от «мальборо» сто».

Микки слушал его, открыв рот, его нижняя челюсть отвисла. Он оглядывался по сторонам, словно эта вожделенная урна находится где-то здесь, в комнате, может, за телевизором, там, где вспотевшие баскетболисты после окончания игры оставляют свои мокрые трусы.

«Что такое? Тебе нужна карта? Я думал, ты человек городской». Пеня удивлялся и на одного, и на другого. Новоявленный подпольщик, похоже, перестал понимать и кто он сам, и откуда пришел. Определенно для него все это было сценой из нереального мира. Правда, рябой сморчок знал, как заполучить вполне реальный красноватый порошок. Ему была знакома тайная жизнь парков, подъездов и других ночных точек. Он, раскланиваясь направо и налево, торопливо вытолкал обезумевшего компаньона из квартиры, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать тереть вены на руках. Удержался только потому, что ни в коем случае не хотел нарушить ритуал. Мелкий дилер, мечтавший однажды стать капо, если и не таким как Пеня, то хотя бы на уровень выше. Правда, никто не мог бы сказать, что это за «уровень».

* * *

Я продолжал заглядывать домой — сменить грязную одежду на чистую и проверить, как мать. Отец начал выводить ее на люди. Она не протестовала, должно быть, хотела хоть так что-то для него сделать. Я не знал, хорошо это или плохо. Вообще-то я редко их видел, и это облегчало положение дел. Мать навещала могилу Бокана, а ее навещали те, кто чувствовал, что обязан это делать. Расплата по долгам не прекращается никогда, и я был не единственным, кто воспринимал это как дело. Я сопровождал людей, которые сопровождали тень Барона. Томительное ожидание и мотание туда-сюда. Без разметки территории: в заколдованном круге участков нет. Да и заколдованного круга нет. Только пешеходная зона вдоль автострады. Барон был Бог своего мира. Того мира, где его божественность не вызывала сомнений. Этот мир был похож на движущуюся ленту в запертом на засов магазине, по которой двигались самые разные знаки и самые разные химии. Знаки, вырезанные из упаковочной бумаги или фанеры, химии, содержащие трамал, витамин В, сахарную пудру или стрихнин. Все, что меня окружало, было циркулирующим товаром. От такого количества бартерных жизней я чувствовал себя немного потерянным. Я стоял в стороне, пялился в пустые витрины, пока Пеня сортировал покупателей и товары так, чтобы они знали, где чье место. Мне нравилось быть немного потерянным.