Хобо - Страница 30

Я понял вопрос, то есть я понял, кому на самом деле он был адресован. «Зависит от человека», сказал я. «Кто-то может это сделать, кто-то не может». Я сзади ощупал взглядом нашего спутника, прикидывая, где у него сердце.

«Я тоже думаю, что есть люди, которые это могут», Пеня бог знает в который раз скосил глаза на зеркало заднего вида, проведя языком по тонким губам.

Наш молчаливый спутник громко дышал и еще громче пускал слюни и сопли. Из носа у него лило так, как будто он плачет, и он подтирал его рукавом джинсовой рубашки. «Сколько нам еще осталось?», похоже, он устал хлюпать носом.

«Сколько Бог даст», пробурчал Пеня.

«Я имею в виду — ехать», котик немного пришепелявливал. А может так казалось оттого, что у него текли слюни.

«Не спеши», Пеня добавил соли и перца. «Нам нужно осмотреть участки для бассейнов и теннисных кортов. Наш хозяин любит вкладывать».

Время сочится по капле, когда имеешь дело с барыгами, эти торгаши, лживые и мелочные, все похожи друг на друга, они не дотягивают ни до преступников, ни до наркоманов. Я думаю, Пеня жестоко страдал, если ему когда-нибудь приходилось тратить на кого-то из них пулю. Он считал их слабоумными нытиками и доносчиками от рождения и поэтому был осторожен. Когда он сам упаковывал героин в фольгу, то пользовался хирургическими перчатками, или же заворачивал пакетики в туалетную бумагу. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Некоторые правила не учат, они подразумеваются сами собой. Потому что стоит оступиться, и уже не встанешь. Заключив, что все чисто, Капо ди тутти капо остановил машину перед шлагбаумом в Палилуле и выгрузил «нашего человека», кратко проинструктировав его. В ту ночь тридцать пакетиков турецкого коричневого сахара высшего качества ждало под одной из шпал метрах в ста от железнодорожного переезда рядом со Святоникольской церковью. «Наш человек пошел «пересчитывать шпалы», а мы поехали дальше, в горку, свернули на первую улицу и направились к ближайшей заправке — залить полный бак и понаблюдать за движением транспорта.

«Деньги не хочешь пересчитать?», я переместился на переднее сидение.

«Какие деньги?». Бритая голова нажала на газ.

Я не стал повторять вопрос. «Наш человек», может быть, и мог бы кинуть меня или какого другого связника Барона, но только не Пеню. Барыги не самоубийцы. Должно быть, поэтому мне нечему было учиться у них.

Мы пошли в одну из «служебных» квартир. Комфортный флэт для комфортных людей. Внутри все было заполнено и расставлено, приготовлено и нетронуто. Я налил себе, выпил, снова налил. Пеня сначала звонил по телефону из прихожей, потом присоединился ко мне. Для того чтобы разогреться, ему много не потребовалось. Он включил телевизор, прокрутил каналы и остановился на баскетболе. «Джазисты» как раз громили «Пистонсов». Пеня был не против. Поднял стакан за будущую победу. Мы заняли позицию и начали смотреть и наливать. После третьего наливания зазвонил звонок входной двери. «Иди, открой», Пеня был прикован к экрану. Перед дверью стояли двое. Одного я уже знал, рябой сморчок, один из уличных охранников Барона. Его ломало, он весь дрожал от нетерпения. Красавчик работал за дозу из «процента». Второй был старше и носил одежду из микрофибры кислотного розового цвета, как цикламен. Кричащий эффект был галлюцинацией, которую можно пощупать. Казалось, глаза заливает карминная краска.

Я провел их в комнату с телевизором. «Ха!» — это было все, что произнес Пеня. На них он даже не глянул. «Ха» звучало не как приветствие, а скорее как удивление или протест против какого-то решения судьи. А он был фанатом эн-би-эй. Гости разместились на трехместном диване, отказались от выпивки и взялись за сигареты. Я вернулся на свое место в углу и продолжил наливать себе, искоса наблюдая за ними. Игру комментировал немецкий комментатор, его резкие «р» и «ш» не мешали «джазистам» увеличивать разрыв в счете. Тот, что был старше, заерзал, возможно, он был футбольным типом. У него было круглое лицо, пухлые кисти рук, покатые плечи, извилистый шрам над верхней губой. Видно, хорошо ему кто-то вмазал, но наверняка это был не рябой сморчок, который как-бы-конспиративно-но-так-чтобы-увидел-тот-кто-должен-видеть прикасался к нему локтем. Они были похожи на заблудившихся туристов, которые стоя на перекрестке, пялятся на слепую карту. Эти пялились на Пенину широкую спину, которая вздрагивала всякий раз, когда мяч снова оказывался в корзине «джазистов». Наконец, после еще двух тайм-аутов и рекламного блока рябой сморчок набрался храбрости и спросил: «И, Пеня, что там у нас?». То, что от него осталось, таяло от безграничной любезности.

«Вот, двое этих», Пеня пытался гипнотизировать телевизор.

«Какие двое?», сморчок уже был загипнотизирован.

«Мэлоун и Стоктон», Пеня зацокал языком как спортивный комментатор в момент экстаза.

«А, эти», уличный курьер пытался переключить Пеню на себя. «Пеня, я привел человека»

«Не переживай», над бритой головой стоял голубой нимб света из телевизора.

Старший из них словно окоченел вместе со своим нарядом, который он носил как знамя. Его шея странно искривилась от того, что он пытался увидеть, что происходит на экране. От рябого красавчика не скрылось это отчаянное усилие, и он перешел на прессинг, не спрашивая, в какую корзину нужно бросить мяч. «Человек интересуется Психом Паки».

«Псих Паки не в первом составе. Сейчас игру ведут другие». Это были тактические попытки перехитрить друг друга на дистанции от левого до правого яйца.

«Какие другие, Пеня?», у рябого выскочили два здоровенных прыща. Пока только красные выпуклости, без гнойника наверху.