Хобо - Страница 7

Я слушал его стоя, сгорая от желания сыграть с ним одну партию железным ломом, хотя это и не соответствовало правилам игры. Я бы попортил сукно, да и кого-то из игроков тоже. «Негритянская фанкиада требует и негритянского пота», продолжил я предложенную им тему. «А ты попотел недостаточно».

«Таков мой стиль», он стоял, опираясь на кий, словно дает интервью какому-нибудь спортивному журналу.

«Э-э, а вот у диджея Хобо ни стиля, ни денег», сказал я таким деревянным голосом, словно проглотил все кии в биллиардной.

«Что за нытье?», закаркал он. «Я слышал, ты работаешь в клубе у Барона, а он, насколько мне известно, хорошо платит своим людям».

«Но это не причина, чтобы ты не отдавал мне мои деньги», я улыбнулся ему одной из своих кислых улыбок, не думаю, что такие он часто видел в своей «сладкой жизни».

«Это ты что же, хочешь сказать, что Риста тебя кинул? После всего, что мы с тобой вместе прошли?» Он размахивал кием как дирижер палочкой. Готовился начать блюз о «добрых старых временах». «Я знаю, что тебе должен, и я знаю, сколько должен, но ты не переживай. Сейчас я замутил одно отличное дельце, лекарства из Греции, фактически я уже на финишной прямой, и бабла хватит не только вернуть тебе, но еще и останется на проценты за задержку».

«Я переживаю не за себя, а за тебя». Я мрачно посмотрел на блестящие заклепки, которые блестели в глубине его глазных впадин.

«Зокс», он резко изменил интонацию, «разве мы с тобой так когда-нибудь разговаривали. Не надо меня разочаровывать, прошу тебя». Удивление на его блиноподобном лице сменилось обидой.

«Я тебя разочаровал, а ты меня наебал», и я крупным почерком вывел на сукне, как обстоят дела.

«Слушай, ты чего, деньги будут, я же тебе сказал», он вытаращил глаза так, что теперь они стали похожи на биллиардные шары. «Сам видишь, какие времена. Ты думаешь, мне никто не должен? Но что делать, если здесь каждый строит из себя бизнесмена. Тот, кого кинули, находит кого-то другого, кого кинет сам. Всегда найдется тип, который подсунет тебе незаряженное ружье. А дело нужно как-то поддерживать, пусть даже на нулевой отметке».

«Риста», прорычал я, но очень, очень приглушенно, «ты не на нуле, ты в минусе. Причем в здоровенном минусе. Я долго ждал и колебался. Но сейчас я тоже на финишной прямой. Через две недели я еду в Будапешт, и я рассчитываю на эти деньги. Ясно? И запомни, я не из тех, кто подсовывает незаряженное ружье».

«Это ты что, это ты, типа, мне угрожаешь?» ударил он по христианской струне, забыв, правда, ее настроить.

«Нет», я хлопнул по его вывихнутому плечу, «я просто похлопываю тебя по плечу», проговорил я тихим голосом, расслышать который можно было только сильно напрягшись.

«Похлопываешь меня по плечу?» он вылупился на меня, скроив изумленную рожу.

«Да. Дружеская поддержка», я хлопал его все сильнее и сильнее. «Ты можешь сделать это». Похоже, я выбил всю пыль из его куртки. Раз уж не удалось выбить что-нибудь более существенное.

«Что — сделать?» от моего хлопанья он даже пригнулся. Рука у меня тяжелая.

«Вернуть мне долг», я весь отдался ритму боевых барабанов.

«Ну, я же тебе сказал, что только…», он не успел спрятать язык во рту.

«И я тебе сказал», я поднял руку как индеец на переговорах. «Жду твоего приглашения. И вперед, к новым победам». Вместо рукопожатия я потряс его биллиардный кий. Когда прощаешься ненадолго, доза суеверия не помешает.

* * *

Я поспешил домой, убедиться все ли вещи остались на тех местах, где я их оставил. То есть, я не был уверен, был ли ТТ для отца просто фальшивым фетишем, от которого он забыл отделаться, или сопутствующим символом его успешной извилистой карьеры или чем-то еще более важным. Может, ему захочется именно сегодня приласкать его, подержать в руке, нехорошо будет, если он заметит, что кто-то играл с его любимцем.

Когда я пришел, меня встретила тишина спущенного воздушного шарика. Где-то среди пыли, повисшей в квартире после уборки, отец и брат забаррикадировались в своих комнатах, а мать курсировала между кухней и ванной. Готовила обед на всех конфорках: суп, томатный соус, тефтели, вареные овощи. «Сынок, сейчас отжим, пойди, подержи машину, а то опять начнет гулять по ванной», бросила она мне, когда я проходил мимо, вовлекая меня в водоворот домашней жизни. «Нет проблем», сказал я и сменил ее на посту. Всей тяжестью я навалился на трясущуюся стиральную машину. Она скрипела и подпрыгивала, состарившаяся от стирки одной и той же грязи. Между прочим, отличная штука для розыгрыша лотереи — идеи возникали у меня в голове, как мыльные пузыри в крутящемся барабане машины. Так всегда бывает, когда я остаюсь один в ванной, окруженный белыми плитками, на поверхности которых отражаются, не открывая себя, домашние духи. Да и кому себя открывать? Думаю, они уже потребовали у Ангела Комиссара перевода в другое место. Это была просторная ванная комната, достаточно просторная, чтобы отбросить мысль о том, что здесь мой отец и моя мать опорожняют свои кишечники, разглядывают свои дряблые, обвисшие тела, прощупывают наросты на своей бескровной голизне на предмет опухоли, педантично откладывают для стирки свое грязное белье, не забывая проверить, насколько оно грязное… С укрощением центрифуги я справился. И снова стал бесполезен, без дела, у всех на виду, трясясь от страха как перед приступом. Это домашнее чувство сопровождалось комплексом подавляемых симптомов: я хотел всем помогать, хотел, чтобы мой голос звучал твердо, чтобы улыбка не была мрачной, а щеки не краснели от стыда, который знал меня гораздо глубже, чем те, кто меня сделал, родил и растил, и продолжал делать это до сих пор.